Светлана пожала плечами. Она решила больше не звонить приятельнице, хотя бы на некоторое время заморозить контакт. Обида ее простерлась до того далеко, что она рассердилась и на мужа, который был уж вообще ни при чем и даже толком не знал, на какую такую выставку жена потащила ребенка.
Тамара Ветрова
ИЗЛУЧЕНИЕ В.
Отрывок из романа
… Женщина, ее звали Светлана Рив, снимала трехкомнатную и очень неплохую квартиру в центре Парижа, и жила там с мужем-французом и шестилетней дочкой. Как многие ее парижские подруги, она работала дистанционно, пыталась заниматься, без особого, впрочем, успеха, каким-то небольшим книжным бизнесом. Но и понятно: у Светланы имелось образование, она еще в России закончила какой-то институт, из недавно появившихся — что-то связанное с туризмом, но совершенно, как выяснилось, не востребованное на новом месте. И вот этот невостребованный туризм странным образом пророс в голове молодой женщины. Она не то чтобы заметалась в поисках дела — это бы полбеды. Но ей во что бы то ни стало вздумалось заниматься именно каким-нибудь творческим делом, и в конце концов она занялась книжками, хотя, как уже говорилось, почти что безуспешно. Однако кое-какие контакты с издательством дали все-таки и свои плоды. Книжки по психологии, которые было не так-то просто реализовать, Светлана начала читать; ну пусть не читать, а скорее пролистывать… И вот это знакомство — то ли с непривычки, то ли уж из-за каких-то особенностей такого рода литературы, начали заряжать женщину мыслями и (возможно, опять-таки с непривычки) подействовали на нее чуть ли не наркотически. Притом что удивительно? Те советы и мысли прикладных психологов, которые должны были вооружить молодую женщину, помочь ей уберечься от стрессов, зарядить ее здоровым отношением к жизни, да мало ли еще чего полезного можно было начерпать в глубоком океане специальной литературы — все эти сокровища возьми и сыграй свою противоположную роль! И вот Светлана, после студенчества поотвыкшая от книг, мало что не успокоилась, не ощутила прилива гармонии, а наоборот — словно бы погрузилась в какой-то опасный мыслящий океан (как в знаменитом романе!). И кстати, так же, как и в том романе, это была совершенно зловещая стихия, грозная и враждебная. Подкрепленная новыми сведениями о тайнах человеческого поведения, о сюрпризах наших реакций на окружающее, о секретах нашей памяти — и далее, далее, — Светлана подвергла суровому анализу свой собственный в общем неплохо налаженный быт, обдумала и отвергла один за другим варианты педагогического воздействия на дочь как вредоносные или несвоевременные. В новом безжалостном свете все перечисленное приобрело в глазах Светланы Рив новые же и тревожные приметы. И пожалуй что сыграло отчасти решающую роль в странном открытии, которое совершила домашняя исследовательница, не имевшая до той поры опыта в совершении каких бы то ни было исследований и тем более, открытий.
В самом начале января 2018 года в Париже в знаменитом музее на набережной Бранли открылась выставка японских призраков — красивая, нарядная, апеллирующая к японским картинкам аниме, — короче говоря, настоящий подарок для поклонников соответствующего жанра. Но то-то и оно, что Светлана не была любительницей красивых страшилок. В особенности теперь, когда в ее жизнь проникли новые психологические откровения, с которыми она справлялась, как с тяжкой и толком не изученной болезнью, — иначе говоря, справлялась с трудом. По совету беспечной подруги, Светлана Рив приобрела билет, прихватила свою умненькую дочку Верочку и отправилась приобщаться к чужой культуре. Очутившись в темном и мастерски сконструированном лабиринте с точечным синим освещением, которое ничего толком не освещало — потому что что́ могут освещать призраки, или тени призраков, или их бледные тающие следы? — женщина тут же усомнилась. Даже и настолько усомнилась, что твердо взяла дочь за руку и предложила ей поехать в сад Монсо и покататься на пони, а выставку посетить в другой раз. Однако не тут-то было. Дочка дала уклончивый ответ, но ехать в сад отказалась.
— Лошадки мерзнут, — сказала она обманчиво кротким голосом.
— Что ты! — воскликнула Светлана с энтузиазмом.
У нее затеплилась небольшая надежда, что Верочку удастся оградить от зловещих призраков. — Лошадки бегают, им не холодно!
— Не бегают, а передвигаются рысью, — поправила дочка и приблизилась к странному пустому зеркалу — первому экспонату, который встречал посетителей.
Светлана, подавленная и взволнованная, тоже подошла. Зеркало было наполнено туманной дымкой. Но через минуту пустота сгустилась, и от зеркальной поверхности пошел тонкий голубоватый дымок. Казалось, он тянулся из таинственной зазеркальной глубины.
— Идем к лошадкам? — спросила Светлана упавшим голосом.
Вера молча двинулась дальше. Безо всякой психологии она давно усвоила, как воздействовать на мать. Ее простым и эффективным оружием были последовательность и твердость.
…Казалось, лабиринту не предвидится конца. Чудовища с характерным кровожадным выражением вдобавок словно насмехались над зрителями, строили отвратительные гримасы. Светлане даже подумалось, что надо попытаться перегородить девочке вид и укрыть ее от самых гадких монстров. Но во-первых, там была та еще мистическая компания, один гаже другого. А во-вторых, Вера остановилась и со знакомой кроткой и твердой нотой сказала:
— Мама, мне не видно, отойди от дьявола.
— Это не дьявол, деточка! — вскричала Светлана. — Просто злой волшебник.
— Дьявол, тут написано. Отойди, мама.
Женщина подчинилась. В отчаянии она даже подумала, что не мешало бы пожаловаться на устроителей выставки — почему не было сделано соответствующего возрастного ограничения? Однако, как выяснилось уже позднее, такое ограничение существовало. Просто Верочка выглядела старше своих шести с половиной лет и, видать, сошла — в этаком-то сумраке! — за десятилетнюю… А она, Светлана, куда смотрела?! В общем, жаловаться было поздно, да и не на кого, исключая разве что самих отвратительных монстров.
Экскурсия продолжалась. Вера добросовестно прочитывала все надписи, внимательно оглядела Хозяина Сумрака и Красную Ведьму, и другую ведьму, Пожирательницу снов…
Вырвавшись наконец из музея и очутившись на продуваемой ледяным ветром просторной набережной, Светлана с обидой и раздражением заметила подруге: — Не понимаю, для чего это все нужно? Разве в мире без этого недостаточно всякого зла?
— Да ведь прикольно, — растерявшись, ответила та. — Такие красавцы…
Светлана пожала плечами. Она решила больше не звонить приятельнице, хотя бы на некоторое время заморозить контакт. Обида ее простерлась до того далеко, что она рассердилась и на мужа, который был уж вообще ни при чем и даже толком не знал, на какую такую выставку жена потащила ребенка. У него было куда меньше досуга, чем у Светланы, и он отдавал предпочтение спорту. Светлану же числил по духовной линии и простодушно доверял ей.
Визит в музей вызвал в Светлане Рив сложные чувства. И они не ограничивались рядовым неодобрением. То-то и оно, что выставка напугала и разозлила женщину, ее отчасти неофитское восприятие чужой культурной традиции породило целую бурю переживаний (хотя выставка, как бы хороша ни была, уж точно не заслуживала такого половодья чувств). Она мысленно возвращалась к ней снова и снова, да вдобавок ревниво наблюдала за реакцией дочери, наблюдала с какой-то даже скрытой, тайной надеждой, что — если еще и не обнаружились — то того гляди обнаружатся в поведении ребенка какие-то опасные симптомы, порожденные — и так далее, так далее…
Для чего уж ей понадобился этот психологический розыск? И как бы ее, в самом-то деле, утешил тот факт, что зловещие чудовища оставили в душе Верочки кровоточащий след (а они не оставили. Девочка вообще скоро позабыла про визит, потому что приближался День рождения ее подружки, который готовили в тематике «розовых принцесс»)?
Но в том-то и дело, что Светлана уперлась. Ей до того хотелось уверить себя в собственной правоте, что она — конечно, где-то на периферии сознания — даже обрадовалась бы, обнаружив, что дочка пережила какой-нибудь, пусть и незначительный стресс. Однако вышло так, что в дочке никакого стресса не замечалось. (Это ничего не значит, довольно раздраженно твердила Светлана. Подобные вещи могут проступить спустя время… Проклюнутся росточки…). Но и сама чуяла, что ищет там, где не прятала. Хотя розыск и не был предпринят напрасно и не остался совсем уж без последствий. Нет и нет.
Чуть ли не через неделю после памятного посещения музея Бранли Светлана обедала в кафе с подругой -— не с той, с которой ходила на выставку, а с другой, довольно далекой и даже, по совести говоря, совсем не подругой. Просто дочки обеих женщин посещали одного педагога по живописи, и в течение двух часов — времени занятия в маленькой студии — дамы были предоставлены друг другу. А два часа не маленький срок, и женщины болтали, хотя и без особенного удовольствия. Подруга номер два дружески, но без особого интереса слушала Светлану, у которой накипело, причем настолько накипело, что она ослабила привычную осторожность и с некоторым даже дополнительным пылом, но и немного путанно начала делиться взлелеянными в последние дни сомнениями. Подруга (ее звали Лейла, и она была выпускницей экономфака МГУ) слушала, не теряя доброжелательного выражения и запивая рассказ кофе. Она подумывала взять эклер, но сомневалась, потому что сама себе обещала не есть пирожные чаще одного, ну двух раз в неделю, а лимит между тем уже был исчерпан — однако, и думая о кофейном эклере, все равно добросовестно прислушивалась. Вначале привычно зафиксировала, что на японских призраков надо бы посмотреть — вопрос только, брать ли Жасмин? Вон какие у Светланочки глаза, ужас, темный ужас… Но опять-таки Света у нас дама очень впечатлительная, а Верочке, судя по всему, понравилось, и все страхи с нее как с гуся вода… Нет, Жасминочку она возьмет, это уж само собой…
Светлана между тем перешла к главному своему пункту. В чем была его суть? Лейла незаметно потерла лоб под густой темной челкой. О чем Светлана толкует? Дважды она уронила слово «вирус». Так. Но речь не о вирусе, о нет. О воздействии, но иного толка. Причем — разнонаправленном, тут нет универсального подхода…
— Воздействия какого рода? — спросила Лейла. Она была немного озадачена.
— О господи, откуда мне знать! — впадая в привычное раздражение, воскликнула Светлана. — Однако…
Однако, настаивала женщина, речь шла о явлении настолько уникальном — даже и для нашего привычного ко всяким технологическим фокусам мира — что об этом просто следует знать. Защититься от этого практически невозможно (Лейла вскинула брови), — зато по меньшей мере следует быть во всеоружии.
— Какой же смысл? — улыбаясь, спросила Лейла. — Быть во всеоружии, но при этом не иметь возможности…
Светлана, позабыв о вежливости, нетерпеливо взмахнула рукой.
— С этим уже столкнулись люди. Причем не десятки, а может быть, сотни или даже…
Лейла на всякий случай кивнула. Одновременно ей пришло в голову, что, может быть, не стоит злоупотреблять общением Жасминочки с Верой? Хотя Вера производит впечатление разумного ребенка. Однако такая мамина экзальтация…
— Не секрет, что мы подвергаемся воздействию. И раньше подвергались, так было всегда, разве нет? Но теперь воздействие совершенно особого рода.
Так, ходя вокруг да около, Светлана наконец-то подобралась к главному пункту. Это «воздействие», как выяснилось, особого свойства — не прямое, и даже не материальное, то есть не совсем материальное…
Лейла сказала наугад:
— Загрязнение?
Но Светлана уклонилась от прямого ответа. Ей не хотелось болтать про микро-коды, которые вживляются будто бы в наши организмы, это было немного слишком даже и для нее; но не «слишком» ли и то, что вторую неделю — и не без оснований, как ей казалось! — сидело у нее в голове?
Поджидая дочек в кафе и болтая, женщины все-таки до конца не объяснились. Ничьей вины в том, конечно, не было. А просто сам пункт был настолько, как бы лучше сказать, экзотический и не тривиальный (по выражению Светланы Рив), что удивляться нечему. Никакое кофе с эклером не поможет заесть такой странный и непривычный продукт. Но не высказанные мысли умеют передвигаться не хуже высказанных. А случается, и еще более прытко… Новая идея забрезжила — фантом не фантом; но уж никак не бледнее, не расплывчатее фантома…
